Тайга помогала победить

Все мы знаем, что Великая Победа ковалась и на фронте, и в тылу. Наша сибирская тайга – не исключение. Большинство таёжников войну провели на фронте, а как они воевали – общеизвестно. Например, ситуацию в битве за Москву переломили именно сибирские дивизии. А таёжный труд лёг на плечи женщин, стариков и подростков. Страна очень нуждалась в «мягком золоте», драгоценной пушнине. Ведь наши союзники помогали нам оружием, техникой, стратегическим сырьём и продуктами не бескорыстно, за всё надо было платить. И добыча «мягкого золота» с уходом таёжников на войну не прекратилась.

-

В промысловых районах лучших охотников на войну не взяли, они получили «бронь», ведь их труд по специальности оказался востребованным. Они оправдали доверие, трудились в тайге, не жалея себя. Помню, как вернувшиеся с Победой фронтовики подшучивали над ними даже через 30 лет после войны, в семидесятые. Тогда живых фронтовиков было ещё много. Ближние от таёжных посёлков угодья осваивали старики и женщины. А в годы, богатые на белку, деревенских старшеклассников освобождали от школьных занятий – они с отцовскими лайками и ружьями белковали, как взрослые. Это сейчас считается, что оружие можно доверять не всем и только с 18 лет, но сибирские деревенские мальчишки уже в 12-14 лет считались опытными, серьёзными мужиками-добытчиками, кормильцами семей и помощниками фронту. Среди них были такие, которые успешно добывали даже медведей. Добыть медведя в одиночку может далеко не каждый, это дело – своеобразный экзамен на зрелость и квалификацию таёжника. Среди моих знакомых двое сдали этот экзамен явно «досрочно». Леонид Григорьевич Москвитин – в 11 лет, он стал затем офицером и в мирное время был награждён двумя боевыми орденами. А Михаил Архипович Каверзин добыл своего первого медведя в возрасте 7 лет! Он стал охотоведом, его помнят как прекрасного специалиста и руководителя. Взрослеть мальчишкам в войну пришлось досрочно, но они смогли это сделать.

Для более сложной и тяжёлой зверовой охоты создали специальные бригады из старых таёжников. Например, отец Семёна Климовича Устинова - нашего друга и коллеги, писателя-натуралиста и известного учёного - всю войну работал в такой бригаде. Старики получили хорошие винтовки и задачу добывать как можно больше таёжной продукции. Мясо и рыба, добытые ими, шли в первую очередь в госпиталя и помогали раненым бойцам скорее снова встать в строй. Старики старались и дома появлялись редко. Работу одной из таких бригад с документальной точностью описал охотовед Ю. Герасимов. А созданы такие бригады были по всей Сибири и Дальнему Востоку. Оценить их вклад в Победу просто невозможно. Ведь у всех стариков воевали сыновья, они тоже не жалели себя на тяжёлой таёжной работе. А где, что и как добывать, они великолепно знали.

Весна начиналась с рыбалки на озёрах. Рыба под толстым льдом могла задохнуться и погибнуть, ловилась же просто. Для этого в 5 метрах друг от друга делали две широкие проруби, а между ними – канаву во льду по размеру сачка. Потом широкой лопатой гнали воду из одной проруби в другую, а всплывавшую рыбу сачком выгружали на лёд. Такая «рыбалка» позволяла не только взять обильную добычу тяжёлым трудом, но и насытить озерную воду кислородом и этим спасти оставшуюся в озёрах рыбу от гибели. Со вскрытием рек ловили речную рыбу, идущую на нерест в верховья. В госпиталя отправляли бочки с хариусом, ленком и тайменем. С появлением зелёной травы начиналась охота на солонцах, знаменитая пантовка. Панты, то есть растущие рога сибирских благородных оленей, изюбрей и маралов, наполнены живительной силой, способной вернуть к жизни даже умирающих. Охота на пантачей сложна, но каждый из стариков добывал за весну одну, а то и две-три пары пантов. Лето пролетало в работе по обустройству зимовий в дальней соболиной тайге, сенокосе и охоте на лосей. Их подкарауливали ночами на «кормовых» озёрах.

И весной, и летом не менее сложной, чем охота, считалась работа по вывозке добытой таёжной продукции. Мясо возили во вьюках на лошадях, сплавляли на плотах по горным рекам. Главное – доставить его до ближайшего населённого места с почтой и дать телеграмму в военкомат. Грузовик приходил быстро, ведь такой груз в госпиталях ждали. Вот старики и не спали ночами, рисковали на опасных таёжных тропах и при встречах с медведями, кормили комаров, рвали жилы себе и, случалось, топили в болотах и реках лошадей. А после опасных сплавов через бурные пороги неделями ходили босиком – распухшие от холодной воды ноги не позволяли надеть обувь. Но они были счастливы тем, что очень нужны своей стране в тяжёлое для неё время.

Для осенней добычи рыбы всей бригадой строили эвенкийский заездок – эмкей. Это сложное сооружение на речном перекате, в удобном для вывозки добычи месте. Поднятая плотиной река частично цедилась через изгородь верхушки плотины, а основной её поток падал в решётчатое корыто. Вода бежала дальше, мелкая рыба проваливалась в щели корыта и оставалась живой, а крупная доставалась добытчикам. Ловилась рыба с начала листопада до замерзания реки. Этот древний способ рыбодобычи давно запрещён, но при низких плотностях населения при полном отсутствии капроновых сетей и лодочных моторов, а тем более электроудочек он применялся с незапамятных времён и на состояние рыбных запасов практически не влиял. В войну заездки строили вполне законно, но поскольку потребность в добыче стала неограниченной и брали даже некрупную рыбу, каждую осень облавливали новую реку.

На заездке обычно оставался кто-то один, ему хватало работы по засолке рыбы и очистке заездка от налипающих листьев, а остальные уходили в тайгу. Пора изюбриного рёва – это время большой охоты, когда добыча очень желанна, а вывозка и хранение мяса благодаря заморозкам упростились. А с праздника Святого Покрова и первых снегопадов начиналось время главной таёжной страды – белковки и соболёвки. Ареал соболя тогда ещё не восстановился полностью, дорогой зверь водился только в дальней тайге. Но охотники знали, что на аукционах каждый добытый соболь по цене превосходил цену вагона пшеницы и работали для Победы. В отличие от мирного времени, дикое мясо в дальней тайге добывалось не только для себя, а при любой возможности. Случалось, что для его вывозки в тайгу по замерзшим рекам отправлялись целые обозы из пяти-семи саней, запряженных колхозными лошадьми. Сейчас трудно даже представить, какой это был невероятный труд – многодневный зимний таёжный поход. Старики и помогающие им женщины ночевали у костров, прорубали в тайге путь для обоза, обходя наледи и на этом пути берегли лошадей, не жалея себя. Колхозницы помогали охотникам охотно – работа, конечно, тяжёлая, но можно получить кусок мяса для своей семьи и накормить детей. А для промысловиков после зимней таёжной охоты и вывозки мяса охота на косуль из деревни казалась отдыхом. Ведь ночевать в тепле после костров и балаганов было приятно и непривычно. На этой охоте деревенские мальчишки выполняли роль загонщиков и возчиков, а с помощниками дело всегда идёт успешнее.

Каждая такая охотничья бригада, всего из трёх-четырёх стариков, дала фронту десятки тонн мяса и рыбы. Их обеспечивали только винтовками и солдатским обмундированием, солью и бочками, иногда – лошадьми, а всё остальное у них было своё. Таёжное снаряжение, от топоров до самодельных обуви, лодок и сбруи для лошадей, а главное – опыт. Он позволял ставить задачи и решать их. Потом охотники вспоминали этот период как один из лучших в своей жизни. Ведь они делали то, что умели лучше других, работая для Победы. А тайга щедро делилась с ними своими богатствами и не обеднела.

Ещё один вид работы для фронта – заготовка берёзы для нужд оружейной промышленности – лёг на всех колхозников в примагистральной полосе Транссиба вплоть до Красноярского края. Дерево для изготовления винтовочных и автоматных прикладов должно быть качественным, ведь боевое оружие обязано быть очень надёжным. Для этого прекрасно подходила наша сибирская берёза, но только лучшая, без сучков, трещин и гнили, заготовленная в январе-феврале и правильно подготовленная. Ружейную болванку, или ружболванку, женщины и подростки заготавливали вручную в ближних к деревне березняках и на санках возили домой. Дома эта болванка лежала в тепле две недели, после чего подсохшие торцы коротких отпилов берёзовых комлей красили и оставляли в тепле сохнуть дальше. В марте, когда морозы отступали, с заготовок снимали кору и возами возили к ближайшей железнодорожной станции, а оттуда вагонами в Тулу, Ижевск и другие места производства оружия. Приклады из сибирской берёзы, заготовленной женскими и детскими руками, выдерживали и стрельбу, и рукопашную.

Годы войны стали временем высочайшего напряжения для всей страны. Тайга и таёжники сделали для Победы всё, что могли. Мне при работе в охотустроительной экспедиции довелось пообщаться с воевавшим поколением сибиряков, опрос охотников и старожилов являлся частью работы. Все вернувшиеся победителями таёжники рассказывали, что на фронте они часто видели во сне свою тайгу и воевали за неё, то есть за самое дорогое – за Родину. Это эвенки Степан Каплин и Иван Кульбертинов, староверы из Приамурья братья Кравченко, Самсон и Артём, оба Ивановичи, дед Пётр Фёдорович Скорняков из Верхоленья и многие-многие другие. Тайга помогла им стать сильными духом и телом, с честью выдержать все выпавшие на их долю испытания и при этом остаться нормальными людьми. А оставшиеся в тылу оказались достойны своих родных, ушедших воевать. Их труд в военные годы заслуженно признан героическим, хотя сами они считали его обычным. Например, про заготовку ружболванки я узнал из рассказа моей мамы. Люди просто делали то, что нужно, чтобы приблизить Победу и не жалели себя. Нам всем есть что помнить и чем гордиться.