Точка света

В начальное время появления оленьего мира, предшествующего обычному реальному времени, звёзды, стоящие в центре небосвода, светили гораздо ярче среди тьмы. Первопричина добра, затаённая в бездонной точке света, блуждала по тропинкам всемогущего Неба-матери. Живое существо, светясь серебром, двигалось от горизонта времени к солнечным планетам и мечтало оберегать, помогать, в нужный момент посылать подсказки, учить, а то и принимать на себя невзгоды. За пролетающим у земли добром гналась летучая молния, желая выжечь его из картины мироздания. В опалённом расплаве космической молнии находились ряды пустых силуэтов - проглоченные огнём не слаженные кометы и недружные метеориты. Одинокое пятнышко света ускользало от хищных лап обжигающей молнии и маленькой частичкой бесконечности сорвалась с неба и всё, что она созидала, было добро. После падения добра на планету вздрогнули холодные горы белой стеной лавин, и мир стал видимым - отражением света. Началось творение сторон света, развитие жизни и вечное обновление, день возрождался после ночи, лето после зимы.

Обгоревший от удара небесной искорки сияющего света камень духов в посеребренной седине предстал взору таёжника, словно вставшая на дыбы огромная косолапая луна, окутанная снежной дымкой, тонущая в тумане горных хребтов. Со всех сторон светлые и тёмные вкрапления чудесного камня теснили ледяные вершины гор. Их пики скрывались в подвижной мари, а склоны покрывались густой тайгой и каменистыми осыпями. При первом утреннем солнечном луче гора Чело-Монго, в полноте волнующихся жизненных сил окруженная пеленой тумана, качнулась лениво и проснулась ото сна. Бродягу ночной туман одолевала скука, и он вяло скользил вверх высокого горного массива, обращаясь с добром как с живым существом. Таёжник научился разводить огонь костра раньше, чем говорить и искал тепло добра в высоких горах, в бурных реках, за пределами горизонта, повсюду, кроме как в себе самом. Прекрасные северные олени, стадами заселяющие линии горизонта, очень нравились человеку. Из года в год на путях кочёвок по перевалу и берегу бурлящей реки, перед порогами и у отмелей, ожидал этих спокойных и досягаемых зверей. Он полюбил кладовую безбедности, оленей гор за то, что их можно приручить и научить помогать человеку охотится на пушного зверя. По этим причинам горы Удинского хребта превратились в уникальное своим очертанием и обитателями место, и к дикому стаду оленей прикрепился таёжник, кочевал, следил и ухаживал за ними. Олени жили на воле небольшими стадами, с вожаком и важенками с оленятами, но раз в год соединялись в одно большое стадо у ниспосланного с неба камня духов.

Нить за нитью проникали в сумеречную тайгу слабые и отражённые от снега бледно-розовые солнечные лучи. Точно звёздочкой в сонном тумане уходящей ночи, сверкала жемчугом лунная изморозь. У контура гор перевала Мус-Даг-Дабан чудеса случались чаще, чем моросил со снегом косой дождь, и таежник прислушивался к своим внутренним ощущениям. Подошёл ближе к камню духов открыть секрет послания неба и заметил торчащую на поверхности снега голову оленёнка с большими и очень красивыми карими глазами. Нашёл у камня маленького небесного детёныша, который провалился в скрытую под слоем снега яму и не смог выбраться самостоятельно. От белоснежного оленёнка исходило немного света, словно от искры пролетевшей кометы над земной колыбелью. В непроглядной муке беспокойно бродило и выгрызало снежные края впадины испуганное стадо оленей. Освободить малютку сына была не в силах даже Небо-мать важенка и на оленёнка глядела невыплаканной болью. Сердито выла злая буря, но человек не ущемлял оленей, а ценил и уж тем более не бросал в беде или на поругание свирепым хищникам. Каменным ножом раскопал плотную снежную гибель вокруг застрявшего животного, затем взял ослабшего оленёнка за холку и вытянул из жестокой ловушки. Спас белого как снег оленёнка из снежного плена.

Окоченевший оленёнок не стал убегать, а еле шевелил пушистыми ушами и нетерпеливо подрагивал хвостиком. Глаза его светились, как солнечные камни, но ему было сложно передвигаться, и таёжник согрел и бережно отнёс оленёнка на руках в безопасное место чудо-камня. После недолгого беспокойства оленье стадо последовало за ними. Чёрный камень с белой кварцевой прожилкой застывшего удара молнии сам нашёл человека, он подходил оленёнку для спасения. Таёжник очистил края камня чистым снегом и слезами. Камень посветлел мечтами и передал человеку часть своих сил заботливо лечить раны и ушибы оленёнка, отводить порчу дымом шалфея, а в травяные отвары добавлять сладость соли. Исцелял таёжник оленёнка всеми способами, отражёнными в единении с природой. Во всём, что его окружало, человек увидел жизнь. Одушевил Небо-мать важенку и лунного медведя, гору и реку, гром и снег, тайгу и камень, имеющий волю и сознание, подобное человеку. К ним таёжник обратился с просьбами, их одаривал после исцеления, удачной охоты и относился с уважением. Дух-хозяин был у горы, и у огня, у земли и воды, Небо-мать важенки и у оленёнка. От всех этих духов человек зависел и пытался договориться с ними об удачном лечении. Чудесной силой обладал изогнутый коготь лапы лунного медведя. Её небо ночью вешало над чумом на стойбище, не стирая лунный лик с оленьего стада. Медвежьей лапой, нагретой от искр огня костра, поглаживал места в области сердца и мусолил спину. Знахарил хвостом пушного зверя, заставляя лютый дух выйти из изнурённого тела оленёнка, и достиг результата. Сохранил здоровье, уберёг от порчи, укрепил душевное спокойствие малышу. Дух добра помог человеку бережно относиться к животному, изменяя собственную жизнь к лучшему. Настраиваясь на получение нужных мыслей, способных помочь малютке, решил ослабленного оленёнка забрать из дикого стада на приручение и сохранить все его звериные свойства. Не удерживаясь от восторга, бережно носил неокрепшего малыша на руках, вокруг камня духов рассказывая ему сказки о будущих странствиях. У оленёнка появился аппетит, и он толкал таёжника рожками в бок. Сердился таёжник, фыркал, но понимал, что малышу надо расти, крепнуть, и учил пить молоко из чаши.

Неприхотливый оленёнок мало-помалу обживался с кочующим человеком по угрюмым Саянским горам. На проталинах искал, где трава сочней, а в стужу - где снега меньше и легче добраться до скрытого под ним ягеля. Мордочка оленёнка густо покрылась шерстью, и он добывал корм в сильнейшие морозы, роясь в снегу. Рыл в холодном снегу рытвины, если силенок раскидать снег хватало, не поранившись о края твердого снежного наста. Насытившись питательным мхом, оленёнок ложился в разрытые углубления отдохнуть рядом с куропатками. В снежной борозде пурга не мешала, и лютый филин не замечал. От хромого медведя по рыхлому снегу оленёнок бегал легко и быстро. Ноги ставил по-особому, раздвигая копыта. Между копытами и широко расставленными дополнительными копытцами выросли длинные жесткие волосы - щётки, и оленёнок не проваливался в коварные снежные впадины.

Оленёнок привыкал к человеку в таёжном угодье, и на его шерсти таёжник выстриг примечательный орнамент - в рассветных лучах знак солнечного света, излучение которого поддерживало жизнь. Украсил восходящим блеском животное для того, чтобы отличать прирученного оленёнка и диких оленят, поскольку малыши были похожи друг на друга и при встрече сплетались в один узор стада. На ночь отпускал малыша на вольный выпас или бодаться к диким братьям и сёстрам. Если мела пурга, оленёнок возвращался, хорошо познал местность, понимал повадки животных, ловил малейшее изменение погоды. Очень быстро в горах вьюга и пурга, буран и метель чередовались друг с другом, а через мгновение мог подняться ураган. В лихорадке непогоды серые ночи менялись серыми днями, а оленёнок исчезал всё чаще. Не выдерживал таёжник ожиданий на стойбище и отправился следом за малышом. Обегал все стада, плутая в снежной пелене, искал следы, но вскоре покружив во мгле, у камня духов встретился с поджидавшим его оленёнком. Похудевшего оленёнка не задрала волчья стая, не задавила росомаха, он не ушёл в тайгу к дикому стаду, а упрямо бродил одинокой точкой света по глубокому снегу на вершине горы. Он утаптывал снег и тыкался мордочкой в беспросветный мрак высокого Неба, словно хотел вернуться в родную звёздную семью. Милостивое Небо-мать важенка управляла всем, от чего зависел оленёнок и человек: дождями и засухами, жарой и морозами, удачей в охоте и собирательстве. Небо вставало и останавливалось всё, никакая сила не могла заставить подрастающего ребёнка кочевать дальше. Если ему не понравилось новое место, он с отличной памятью мог найти обратную дорогу. Расстояние и ненастье не имели значения, но мрачное, без звезд ночное небо молвило о наступающем времени испытаний. С тусклого неба сыпался снег - временный крах всех надежд, и человек заметил слезу в тёмно лиловых глазах оленёнка. Таёжник понимал, что нельзя бесцветному туману разлучать Небо-мать важенку с маленьким сыном. Абсолютно чёрное Небо сияло во всем своем великолепии и волновало. Тёмная, совершенно беспросветная бездна ночного неба открывала виды на будущее. Мрачное и облачное небо вызывало мятеж переживаний. Огненные сполохи в небе со вспышкой падающего большого метеора предвещали радости. Затуманенное, подернутое легкой дымкой небо печалило. Грозовое небо со вспышками молний в черных тучах пугало. Оленёнок мечтал летать в небе во сне и видеть вокруг себя мир, полный чудес и света сияющих звёзд. Преодолевая трудности, возвращался, подождав, пока туман открывал небо, в белом просвете красное солнце и края обрывов в бездонной пропасти. Ясное, чистое Небо-мать важенка, долгим взглядом меря, светилось лазурным цветом вокруг оленёнка, обнимая своего сыночка. Розовое небо с ярко горящими звездами и лунным отсветом исполняло заветные желания и радостно вело по сокровенным тропам. Олененок еле поспевал взглядом следить за вздохами неба, подпрыгивая на стройных ножках у заснеженного камня духов.

Оленёнок неустанно умолял небо никогда их не покидать, и человек признал свою ничтожность перед отражением пульса мироздания. В слезах и муках ощущал радости и тревоги природы, спасал человеку жизнь и взамен ничего не просил. Лютая пурга заставала человека посреди тайги, вдали от стойбища, оленёнок прижимался к нему тёплым бокам и мог, не замерзая, пережидать непогоду несколько дней. Тёплая шкура оленёнка с волосками, пустыми внутри, сохраняла нагретый телом воздух. Снежный холмик образовывался на том месте, где остановились застигнутые непогодой кочевники. Пурга стихала, оленёнок и человек откапывались и продолжали путь. Прирученный оленёнок прекрасно чувствовал себя в диких условиях, несмотря на суровый климат гор, и ходил по вековым оленьим тропам. Летом в высокогорье очень жарко, свежий ветер с вершин сдувал мошку и овод, которые досаждали бедным животным. Зимой холодно, да ещё и дул ледяной ветер со снежных пиков и ледников. Рос малыш закалённым и почти никогда не болел. Он легко участвовал с таёжником в охоте, терпеливо перетаскивал на своей спине по тропам небольшую поклажу. Белый олененок на своих тонких ножках семенил за таёжником по изгибистым тропинкам, в кротком молчании, путешествуя между мирами.

Днём оленёнок ходил за таёжником следом, как собачонка, а ночью ложился у входа в жилище - чум. Для таёжника, кочующего поперек хребтов огромных пространств сибирской тайги и горной тундры, оленёнок был не просто прирученное животное. Одна душа была и у таёжника и у оленёнка, одна кочевая жизнь и важная часть обычая. Не спало в покое таёжное сердце и давало оленёнку иные имена. У новорожденного - одно имя, полугодовалого - друг, годовалого - достоинство и далее совершенство. Таёжник упоминал загадочные и тайные имена оленёнка, переносящего трудные странствия в лютую стужу и жару во всех своих мелодиях. Эти счастливые времена таёжник записывал на амулеты с завитками звёзд и небесными солнечными спиралями. Небо-мать важенка на амулетах была картиной жизни. Солнечный олень в небе - вспышка света и разумный центр духа в сердце - пробуждал мечту о возвращении к истинности. Частые обновления лунного медведя, видимые в отраженном солнечном свете, заставляли думать о своей судьбе. Первопричина добра сполохом блуждающая по солнечным и лунным тропинкам оживала в заветных мечтах, дарила смысл и понималась таёжником нерушимая суть. Мысли о добре, сотворённом на узких тропинках и широких путях улетающего и возвращающегося Солнце-оленя, несли амулеты и размышления о борьбе света и тьмы. О вечной небесной погоне лунного медведя и молвили, что из точки света в тумане появились, Солнце, Луна, олени, горы и человек.

Оленевод по крови, не унывая довольствовался малым, но во мгле будней тяжёлого труда спотыкался, на мгновения путаясь в шагах, терял из виду разметки и направления. Доброе чудо озаряло непонятные тропинки судьбы, запутанные в сложном тумане. От бренной суеты сохранял оленей, осваивающих жизненные пространства тайги. От оленей зависел уклад, обеспечивающий уют и счастье в суровых условиях гор. Силы добра зажигали точку света в сердце таёжника. Открывая неведомые дали, напоминал мифы о событие творения. Влюблённый в тайгу, постигал радость дальних странствий, улыбнувшись, доверил свою жизнь природе и из пешего странника становился оленным охотником. Честный, открытый и доброжелательный таёжник жизнь проводил, кочуя с места на место с выносливым оленьим стадом, перевозившим за собой весь его скарб. Шагал тропами долгих странствий длиною в жизнь по бездорожью Саянских гор. Впереди него по кругу жизни шёл рослый белый олень с огромными ветвистыми рогами. В перемычке мгновений молодой олень точкой света спокойно лежал на снежной вершине, пережидая ночь и непогоду. Преобразившись растущим заревом счастливой самоотдачи, творец судьбы бежал по расцветающему Небу, сильными рогами в клочья, разрывая тёмные мысли и чувства туманов. Небо над ним в розовых лучах солнечного света окрашивалось радостью несбыточного ясного цвета лазури и бирюзы, вплетаясь дрожащей крапинкой в ожившую картину оленьего мира, менял стужу ночи на огонь жизни дня.