Необъявленная война, постмодернистский лоялизм и другие домашние животные.

История с очередной войной России и Украины, которой в очередной раз не случилось, на этот раз слегка удивила меня какой-то прежде не наблюдавшейся сплочённой уверенностью либеральных спикеров в том, что война будет. Любимый телеканал «Дождь», обычно занимающийся контрпропагандистской пропагандой или пропагандистской контрпропагандой, в вопросе войны с Украиной, на мой взгляд, отметился банальной пропагандой: мол, каток путинской машины агрессии остановить невозможно, война неизбежна. И это при том, что не было ни одного вменяемого комментатора, который не утверждал бы, что никакой войны быть не может – она не нужна ни одной из сторон – мы имеем дело с банальными медиаполитическими разводками, смысл которых действительно не до конца ясен и может быть предметом экспертного обсуждения, но не более того. На всякий случай оговорюсь, что война, конечно, возможна из-за провокации или недоразумения, но по этим причинам война возможна между любыми государствами в мире и называть каким-то совсем уж особым случаем отношения России и Украины я бы не стал.

Тем не менее, основные внешнеполитические тёрки месяца – начиная с того, что назвали путинским ультиматумом НАТО и заканчивая традиционной четырехчасовой пресс-конференцией верховного главнокомандующего – как мне кажется, вновь подтвердили, что основным предметом интереса для Путина остается не инфляция и даже не ковид, а стратегическая задача переустройства системы международных отношений, желательное состояние которой предполагает особое место в ней России и её сфер влияния. С одной стороны, было видно, что пресловутая президентская прессуха сценировалась и режиссировалась для демонстрации преимущественного президентского внимания ко внутренней проблематике (еще одно свидетельство того, что никакой войны с Украиной не планировалось, иначе прессуху посвятили бы особого рода «прогреву» общества, всегда необходимому перед войной). Но, с другой стороны, было видно, каким по-особому энергичным становился Путин на внешнеполитических вопросах. Видно, что в этих делах он чувствует себя игроком высшей лиги и говорить ему об этом элементарно интереснее.

Так как я уже давным-давно не считаю Путина мафиозным топ-функционером воровского режима (считал его таковым в 1999-2002 гг.), а считаю его политиком со взглядами, ценностями и некой им для себя самого сформулированной «миссией» – которая сводится не к тому, чтобы, например, оставить после себя Россию с низкой инфляцией или низкой бедностью, а к тому, чтобы оставить после себя Россию с силовыми и правовыми гарантиями её внешнеполитической безопасности (в трактовке самого Путина, разумеется, отличающейся от целого ряда других трактовок) – поделюсь одним соображением, как мне кажется, вполне согласующимся с картиной мира от Владимира Путина.

Мне сдается, что «новая Ялта» или «новые Хельсинки», или «большая сделка», которой добивается наш президент, в рамках которой ведущие страны Запада (в первую очередь США) действительно пошли бы на некоторые уступки внешнеполитической субъектности России, едва ли достижимы, пока… пока Путин является президентом России. Дело в том, что Ялты и Хельсинки имели место в истории XX века в первую очередь потому, что Запад исходил из того, что Советский Союз это очень надолго, быть может, навсегда (ну вот русские такие странные, нравится им тоталитаризм, что поделать). Что СССР точно продолжится после Сталина или Брежнева, поэтому с СССР и надо как-то договариваться, раз война с ним всё равно невозможна.

Нынешняя ситуация другая. Запад скорее уверен в том, что Россия с её нынешней внешнеполитической решительностью, переходящей в наглость, только на то время, пока президентом в ней трудится Путин, и после Путина страна тут же станет другой (кстати, в том же самом уверена почти вся либеральная оппозиция). То есть договариваться с нынешней Россией ни о чем не стоит, она обречена – не столько в силу политических, сколько в силу элементарных биологических законов, действие которых распространяется и на организм индивида по имени Путин.

Только уход (отход) Путина в 2024 году, появление молодого «преемника», который не изменит ничего в линии внешнеполитического путинизма, может заставить Запад начать воспринимать оборзевшую Россию не как временное, а как (как минимум) долговременное явление. Только тогда её внешняя политика будет восприниматься не как ограниченная по времени прихоть безумного тирана, а как нечто последовательное и постоянное. Только это может действительно подтолкнуть «западных партнёров» к поискам каких-то компромиссов, а может быть и к большой дипломатической сделке.

Это парадокс, но ситуация такова, что мечты Путина могут быть реализованы только при условии ухода Путина. Цели Путина могут быть достигнуты только без Путина. Другое дело, понимает ли это сам Путин? Кто ж его знает.

Если оппозиционерам давно положено кричать «Россия без Путина», то убежденные лоялисты могут начинать готовиться орать «путинизм без Путина». Такой вот «постмодернистский лоялизм» может случиться.