Читатель Толстов: Биография Наполеона, книга Фергюсона про ковид и другие новинки исторического жанра

Прочитано в 2023 г. Выпуск 717

Эндрю Робертс «Наполеон. Биография»

• Изд-во «Альпина нон-фикшен», 2023 г.

Масштабное, эпическое, чрезвычайно добросовестное биографическое исследование, при написании которого Эндрю Робертс опирался не только на собственные поездки «по наполеоновским местам» (он посетил 53 из 60 полей сражений, которыми командовал Наполеон), но и на обнаруженные не так давно 30 тысяч (!) писем, написанных — скорее, надиктованных — Наполеоном. Робертс создал настоящий объемный портрет личности, ума, характера, многое объяснил. Наполеон до сих пор остается загадкой для исследователей. Как мог политический эмигрант, совершенно не обладавший никакими связями, за шесть лет возвыситься до императора, — это уникальное достижение. Эндрюс утверждает, что на характер Наполеона не так уж сильно повлияли идеи Просвещения, французской революции, демократии — он их принимал, но его основной «школой жизни» стали военные школы, где он получил представления о дисциплине, субординации, и всю свою жизнь он выстраивал в соответствии с военными правилами. Он всю жизнь сохранял черты корсиканского характера, которые ему привили в семье — всегда помогал родственникам, сажал своих братьев на европейские престолы, он по натуре оставался человеком страстным, влюбчивым, порывистым. При этом он совершал огромные ошибки (одной из которых Эндрюс называет поход в Россию, который сломил уверенность Наполеона в себе). Я не знал, что когда Наполеона похоронили на острове Св. Елены, англичане запретили писать на надгробном камне его коронационное имя «Наполеон», а приближенные сказали, что тогда и «Бонапарт» писать не будут тоже. Так и остался надгробный камень без упоминания того, кто под ним лежит. Сегодня этот камень перенесен в Париж, он так и остался неподписанным. Эндрюс написал образцовую биографию «великого человека», составленную и исполненную в лучших традициях старомодного биографического жанра. Это очень достойная книга, конечно, рекомендую ее всем.

Питер Берк «Взгляд историка: как фотографии и изображения создают историю»

• Изд-во «Бомбора», 2023 г.

Отличная идея для исторической книги — какое место в ряду исторических свидетельств занимают изображения? Если пропустить эпоху, когда люди снабжали исторические тексты рисунками, а позже рисовали карты, мы практически о всех известных событиях судим по фотографиям. И Питер Берк в своей богато иллюстрированной книге создает совершенно головокружительный экскурс в визуальную историю, как фотографические изображения воспринимались современниками, историками, экспертами, и какими их видим мы. Например, если на фотографии крестьянской семьи XIX века мы видим на столе кувшин вина и хлеб, это скорее всего декорация — крестьяне хотели, чтобы на фотографиях присутствовали какие-то библейские символы, а сами, это мы тоже знаем, одевали для сеанса у фотографа свои лучшие одежды. Если мы видим пропагандистские плакаты, надо смотреть внимательно — чаще всего источником вдохновения для художников служили тоже фотографии. Чтобы изобразить врагов, фотографы тщательно подбирали соответствующие типы, лица, чтобы у зрителей при рассматривании изображений врагов появлялись определенные эмоции. На самом деле, пишет Берк, изобретение фотографии произвело настоящую революцию в изучении истории. Долгое время историки писали свои истории, основываясь преимущественно на текстовых источниках, затем наступил так называемый визуальный поворот в науках, и сегодня о «духе эпохи» можно судить по тем фотографиям, которые нам от нее остались. Берк не отвергает полностью ни один из методов, а скорее стремится синтезировать вышеперечисленное — он делает это с помощью множества исторических примеров и новаторского, вдохновляющего художественного анализа. По его словам, картины не стоит воспринимать «буквально», поскольку они обычно раскрывают нечто иное, чем то, что их создатели рисовали или фотографировали — им нужно было либо удовлетворить заказчиков, либо соответствовать требованиям цензуры. По мнению историка, было бы особенно перспективно, если бы историки исследовали взаимодействие между визуальными источниками и социокультурными, например, изучали не самые известные фотографии, а те, которые до сих пор хранятся в архивах, которые были запрещены к печати, отвергнуты, отброшены. Многие открытия при изучении «визуальной истории» нас только ожидают.

Ниал Фергюсон «Злой рок. Политика катастроф»

• Изд-во Corpus, 2023 г.

С тех пор как я семь лет назад прочитал книгу Ниала Фергюсона «Великое вырождение» и написал о ней в «Читателе Толстове» (и с тех пор прочел все другие его книги, изданные у нас — слава богу, Фергюсона в России активно переводят и публикуют), я стараюсь внимательно прислушиваться к его прогнозам. Фергюсон — умный историк, хотя порой его заносит, конечно, в алармизм. Но лучшие его книги — «Восхождение денег», «Цивилизация», «Империя» — занимают самые престижные места на золотой полке мировой научно-популярной литературы. Мне нравятся тексты Ниала Фергюсона, нравится, как он выстраивает аргументацию, единственное, что мне не по вкусу — методика, которую он использует из книги в книгу. Он берет какую-то глобальную институцию — колониальную систему, деньги, вооружение, демократию — раскладывает ее на составляющие, торжественно объявляет, что институция прогнила до основания и на основе этого делает вывод — значит, прогнило и все остальное. Это нечестный ход, но меньше удовольствия от чтения его книг не становится — Фергюсон пылкий, страстный, увлеченный исследователь. Новая книга, «Злой рок», посвящена эпидемии коронавируса, и Фергюсон утверждает, что не существует катастроф, которые имеют только техногенную или патогенную природу. Все катастрофы являются рукотворными, в том смысле, что за каждой из них лежат чьи-то политические и экономические интересы. Эту гипотезу он излагает на первых 60 страницах, а все последующее — накручивание все новых и новых ужасов, призванных запугать читателя. А наводнения, думаете, просто так? Неее, говорит Фергюсон, не просто, совсем не просто. А если инопланетяне нападут, тогда как? А это будет означать, что мировой экономический уклад стал неконкурентоспособным против инопланетного вторжения. Бедствия — бедствия в широком смысле, как «кара небесная» или «злой рок» — показывают, насколько нынешние общественные институты слабы и неустойчивы и неспособны обеспечить нашу безопасность. Выхода нет, все умрем, злой рок неотвратим. Все умрут, останется один Китай и серые носороги. Читайте Фергюсона.

Патрик О Мара «Русское дворянство времен Александра I»

• Изд-во «Новое литературное обозрение», 2023 г.

Весьма обстоятельное (520 страниц) феноменологическое, антропологическое, культурологическое исследование русского дворянства в эпоху правления Александра Первого, Благословенного. Сам Александр остается одним из наиболее противоречивых правителей в династии Романовых. С одной стороны, безусловные достижения — реформы, свод законов Сперанского, победил Наполеона, одолел инфляцию, создал зачатки промышленности. С другой — бесконечные метания, разочарования, полумеры, аракчеевщина, неспособность провести реформы, в которых нуждалась страна, зависимость от мнений близкого круга — и восстание декабристов как печальный итог царствования. Патрик О Мара главной темой книги делает сосуществование императора и гигантского социального сословия дворян, привилегированного и образованного класса, которое требовало от Александра более отважных поступков, политических реформ, но при этом не было готово его поддерживать — тем более и сам Александр постоянно создавал «кейсы», которые вызывали не просто раздражение, а неистовую ярость его дворянства (одна история с польской конституцией чего стоит). Центральным тезисом книги является утверждение, что итоги военных кампаний союзников против французских армий по всему континенту, в которых были задействованы тысячи русских офицеров и солдат, проложили путь не только к окончательному освобождению Европы от Наполеона, но и предоставили Александру I уникальную возможность опереться на объединяющую национальную победу России. А заодно и на свою собственную беспрецедентную популярность, чтобы заручиться поддержкой традиционно не расположенных к риску дворян на проведение далеко идущих политических и социальных реформ. Однако эту возможность Александр I упустил, в основном из-за своей неспособности найти практический компромисс со знатью.

Дэвид Энтони «Лошадь, колесо и язык»

• Изд-во «Издательский дом Высшей школы экономики», 2023 г.

Очень люблю такие книги — где в качестве точки отсчета истории человеческой цивилизации берут, например, умение человека заниматься сельским хозяйством — и на основе этого выстраиваются блистательные пирамиды выводов (может, не всегда безупречных, но всегда интересных, занимательных, побуждающих к размышлениям). Дэвид Энтони находит три таких «точки отсчета», которые упомянуты в названии книги. Язык — звучание, правописание, способы описания действительности — все это сильно различается в зависимости от конкретной территории, условий жизни народа, ставшего носителем языка. Лошадь — одомашнивание этого животного дало возможность создавать большие воинские контингенты, которые перемещались на большие расстояния и могли держать под контролем гигантские территории — отсюда уже недалеко до появления первых империй. Колесо — тут тоже все понятно, появление первых транспортных средств, решивших проблему перевозки грузов, доставки строительных материалов, оружия, товаров в нужную точку. Интереснее всего (и в книге они занимают больше всего места) рассуждения о языке, о его происхождении, развитии, энтропии. Энтони доказывает, что не существует ни одной группы, сумевшей сохранить язык в неприкосновенности со времен родоплеменного строя — общества развивались с разной скоростью, а развитие в том числе предполагало ассимиляцию людей, говоривших на других языках, и заимствование чужих слов. Языки могли применяться как оружие — когда аборигенное население заимствовало язык своих завоевателей. Например, жители Ямайки освоили низкопробную версию креольского диалекта английского языка, а уровень развития языка, его лингвистические мощности влияют в том числе на способность изучения сложных наук и в конечном счете формирует картину мира.

Вам также придется по душе:

Кирилл Зубков «Просвещать и карать. Функции цензуры в Российской империи половины XIX века»

• Изд-во «Новое литературное обозрение», 2023 г.

Очень интересная трактовка взаимоотношений цензоров и писателей в середине XIX века, когда, казалось бы, наступили некоторые послабления. На самом деле, утверждает Кирилл Зубков, произошла некая институализация литературы, каждый писатель мог только тогда рассчитывать на публикации, издание книг, публичность, если принимал правила игры. А они включали в том числе и отношения с цензорами, и следовало учитывать их пожелания, да и сами цензоры были не казенными чиновниками, а людьми по-своему творческими. Меня удивило (не знал этого), что в цензурном ведомстве служил Иван Гончаров, писатель, автор «Обломова». Кирилл Зубков написал книгу о том, как цензура, в общем, помогала писателям, отмечая «непроходные» места или обсуждая трактовки тех или иных исторических образов (Ивана Грозного, например). Сильно, конечно, отличается от классической работы, посвященной цензуре как государственному институту, Роберта Дарнтона, «Цензоры за работой», я писал о ней в «Читателе Толстове». Потому что писатель считает, что цензор — это паразит, бессмысленное и бесполезное существо. Но при Александре Втором цензура и литература были, в общем, двумя приводными ремнями государственной машины, и отношения между ними складывались более, я бы сказал, уважительные и рабочие.